Николай Алешин - На великом стоянии [сборник]
«Экая вещь хорошая! Не наглядишься!»
«Точно на вас шили, Дора Карповна, и как влили!..»
«Вот и маломерок, а в самую косточку пришелся…»
Дора наконец остановилась. Лицо ее залило румянцем, глаза блестели. Она порывисто скинула шубку и подала Нюшке. При этом решительно заявила:
«Возьму! Только отложите пока. Самое большое — до послезавтра. Из‑за денег — при мне сейчас нет, понимаете?»
«Ну, конечно, Дора Карповна! Не беспокойтесь, ваше будет манто! Мы знаем, кому доверить. Без того и нельзя, это у нас в принципе!..»
Нюшка с манто в руках самодовольно направилась вдоль прилавка к двери в кладовушку. Меня ничуть не удивила охотка Доры примерить шубку. Но твердое желание купить ее даже сбило с панталыку. Сами посудите: зачем ей такая сверхзаправка на форс? И ладно, если бы на форс, а не на бессрочное заточение в шифоньер, который и без того распирало от избытка нарядов. Меня помутило с такой причуды. А Дора ни взглядом, ни улыбкой не осудила меня за рассеянность, когда я, вместо того чтобы помочь ей одеться, просто сунул в ее руки пальто. И хорошо, что при первом шаге от прилавка запнулся за собственный чемоданчик на полу, а то бы забыл его. Пробираясь за Дорой к выходу, я слышал за собой разговор в толпе:
«Вот те и манто! Отвисело».
«Сразу купила. Не как мы…»
«Что ей не купить? Хэ!.. Она сама на жалованье. А отец‑то и не ученый, да зашибает в десять раз больше ее…»
«Счастье Александру: какую невесту подцепил! Собой краля и с достатком».
«За зажиточных‑то всяк ловится».
От последних слов у меня распалилось лицо. Словно я ополоснулся бензином. Дора не слышала их, потому что уже юркнула за дверь. Да и вряд ли что уловил ее слух: она спешила и проталкивалась, как на пристани к пароходу при отвальном свистке. Лишь на улице я узнал о причине такой спешки.
«Идем побыстрее, пока папа у меня! Ему уж скоро в Ивакино на автобус».
«Мне, Дора, тоже надо в Замолодино. Меня там дожидается Василий Харитонов. У него ничего нет под руками для ремонта. Весь инструмент у меня».
«Да ненадолго, Саша! — подхватила меня под руку Дора и принудила покориться. — Только повидаешься с папой, да скажемся ему».
«Не о шубке ли?» — усмехнулся я.
«И это, конечно. Ведь хорошая?»
«Но что тебе за необходимость покупать ее? У тебя вагон всякой одежды».
«Ха‑ха‑ха! Какой гиперболизм!»
«Где ты денег возьмешь на покупку?»
«У папы займу, — уверенно сказала Дора и вполголоса открыла семейную тайну: — У него на сберкнижке двадцать три тысячи».
«Но ведь останемся в долгу. А какой я плательщик? Тебе же придется выкручиваться из собственной зарплаты».
«На‑ка ему!» — как в боксе, ткнула она перед собой свободной рукой с кукишем в кулачке.
Я даже остановился:
«Что ты, Дора! Отцу‑то?..»
«Другому не посмела бы, а ему сойдет. Только бы дал, а вернуть не подумаю: скажу, что шубка мне в приданое. Не забывай, что я твоя невеста! — Дора воровато осмотрелась вокруг, и не успел я сообразить, зачем это, как она вдруг подскочила и… чмок меня в щеку! — Вот тебе! И замолчи, а то еще попадет!»
Я окончательно скис. Лишь вздохнул да покачал головой.
Карп Зосимыч сидел за столом и рассматривал Дорин альбом с картинками для школьных сочинений. Как только мы пришли, он тут же закрыл альбом и приветливо поздоровался со мной. На нем было то бобриковое пальто, в котором он прошлый раз провожал нас на автобус, но вместо чесанок с калошами — жесткие резиновые сапоги. Косая его борода свалялась еще заметнее, ком ее будто чуть подстригли. Мне показалось, что он успел по вешней поре красновато загореть, но я обманулся, все выяснилось с первых его слов:
«К разу угодил я на здешний праздник, подрядился поправлять двор и распил с вашим председателем. Сам‑то он — не буду врать — к капле не притронулся, ну, а мне уж не отказываться, выпил всю четвертинку за его здоровье. Хотел было домой, да придется заночевать: он просил еще раз осмотреть двор и доложить, хватит ли материала да сколько потребуется железа на скобы для вязки стен, чтобы в случае еще завезти. Оно и по делу: стройка любит запас. То и главное».
«А за сколько ты, папа, подрядился?» — спросила Дора, взглядом и голосом подлаживаясь под его настроение.
«За двенадцать тысяч. Оно больно подходяче по теперешней поре. Сейчас не осень, наищешься по деревням работы. Весной‑то только птицы прилетают, а денежки — наоборот: их, как ветром, выдувает из каждого хозяйства. Без стройки невмоготу от всяких трат. То и главное. — Карп Зосимыч засмеялся и сообщил еще развязнее: — Вчера опять приходили к председателю те пьянчуги, что строили сельмаг. Тоже напрашивались взяться за двенадцать и сулились неделей управиться, но он ни в какую. Им и аванс дай, и на харчи их поставь. Да шестерых‑то! Напасешься ли на таких? Еще накидывай тысячу. А я найму двоих помощников, и примемся мы без всякой обузы. Оттяпну им по три с половиной тысячи, и будет с них. А «петуха»‑то себе. Мы невзыскательны. То и главное. — Он вволю выговорился и набахвалился и лишь после того обратил внимание на мой чемоданчик на полу: — А ты куда собрался?»
«В Замолодино. Там мы с Василием сняли с трактора головку блока…»
Я надел шапку, но Дора предупредила меня:
«Да погоди, Саша! Вместе пойдем: я провожу тебя селом. Присядь на минутку».
Я поневоле подчинился. А она сказала отцу:
«Мы были в сельмаге. Ты сходи туда. Там очень много всего!»
«Да уж я наслушался в конторе‑то».
«Хорош диван с откидной спинкой! Еще красивее два серванта…»
«Ну, уж не знаю, чем красивы эти коробы. Мне их даром не надо. Вот наш‑то буфет — красота! Таких во всем городе, может, один. Бывало, в войну смеялись надо мной в деревне, что я выменял его на картошку у одной вдовы да на машине привез из города. А теперь кто ни заглянет к нам из Беричевки, только ахают, глядя на него».
«В новой мебели, конечно, ничего особенного, — согласилась Дора. — Зато большой выбор готовой одежды. Я, папа, примеривала одну шубку. Она покроя дохи. Это самый постоянный фасон. Мех тоже не вытрется десятки лет: сибирской белки. Все хвалили, как она мне идет! Вот спроси хоть его, — кивнула она на меня. — Я велела отложить, пока не попала на глаза другим».
Намерение дочери насторожило Карпа Зосимыча. Его веселость от удачи и легкого хмеля вдруг пропала, вроде искры в моторе.
«А дорога ли она? — глухо спросил он Дору про шубку. Узнав о цене, воскликнул: — Ой, дочка! Ведь целая охапка денег‑то!..»
«Но и вещь‑то, папа, исключительная! — пустилась убеждать Дора. — Это же редкость! Видел бы ты! Она случайно попала сюда: ее по разнарядке спустили в новую торговую точку».
Дора удивила и развлекла меня тонкостью доводов. Особенно того, который высказала напоследок:
«Вынеси на базар когда угодно эту шубку — тут же дадут за нее четыре тысячи».
Карп Зосимыч сдался:
«Ежели она стоящая, то, конечно, завсегда не в убытке. Такую можно взять. И денег найдем. Но только смотрите! Вам в полгода не расплатиться, хоть даже жить на одном хлебе. То и главное!»
Дора из‑за спинки стула обняла его и поцеловала в висок.
«Погодишь и годик, папочка!» — и лукаво подмигнула мне.
Карп Зосимыч перехватил ее руки и задержал на себе.
«Всегда она так, — сказал мне, довольный дочерью. — Охомутает меня, и снимай я с вешалки, что ей приглянется. И верно говорится: курицу не накормишь, девку не нарядишь. — Он вздохнул и через плечо взглянул на нее. — Счастье твое, что мне на такой случай задалась сходная работа, а то бы и не заикайся об обнове. — И предупредил нас обоих: — На постой с ребятами определюсь у вас, пока не управимся. Не тратиться же на квартиру».
«Конечно, папа!» — охотно согласилась Дора.
Карпа Зосимыча снова пробрал зуд хвастливости.
«Мы ведь не затянем долго, — сказал он. — Председателю я, знамо, понапустил мути: тронь, мол, топором этот двор, так не оберешься лому. А откровенно говоря, поправить его не ахти как трудно. Он срублен в четыре связи. Стены тем удобны, что на карасях — схвачены поперечной рубкой. Если бы они были врезаны в стойки, то пришлось бы с осевшей стороны до самого верхнего венца выбирать бревна, а крышу вывешивать. А караси‑то намного облегчают нам дело: подведем мы под каждый из них домкрат и поднимем весь бок выше уровня. Тогда стопа целиком стронется в противоположную сторону и выправится. Нам останется только заново подвести снизу три‑четыре ряда — и шабаш! Выходит — не пори горячку, чтобы деньги получать не совестно. То и главное. Сколько плотников в городе гнут хребет на казенных стройках, а получают негусто: из расценок не прыгнешь на большой‑то рубль. То и главное. Прознай они про здешний двор — в полцены взялись бы работать и всей‑то бригадой управились бы в три выходных дня. Сюда попасть на что удобно: машины круглые сутки идут по большой дороге».
